Владение Кигу (Кыргыз) — Таштыкская культура - Дмитрий Савинов

Скифо - кыргызский этногенез древних сибирских тюркофонов-Ашина. Цитата из научного труда выдающегося исследователя Дмитрия Глебовича Савинова: «Государства и культурогенез на территории Южной Сибири в эпоху раннего Средневековья», глава: «Владение Цигу — таштыкская культура».

«Цигу (или Кигу) — одна из ранних фонетических транскрипций этнонима кыргыз, относящаяся ко времени до 700 г. [Яхонтов, 1970, с. 114]. Цигу в качестве обозначения самого северного владения, основанного тюрками Ашина после переселения их на Алтай (460 г.), упомянуто в одном из древнетюркских генеалогических преданий и неоднократно привлекало к себе внимание исследователей [Аристов, 1897, с. 4-8; Грум-Гржимайло, 1926, с. 208-213; Киселёв, 1951, с. 93-494; Кляшторный, 1964, с. 103-106; 1965, с. 278-281; Гумилёв, 1967, с. 23-24; Зуев, 1967; Потапов, 1969, с. 54-55; Сердобов, 1971, с. 53-55; Нестеров, 1979; Савинов, 1984, с. 31-34; 1988а].

Значение этого упоминания для раннего этапа этнокультурогенеза енисейских кыргызов трудно переоценить: во-первых, оно говорит о древнем (генетическом?) родстве кыргызов с тюрками-тугю; во-вторых, является первым исторически зафиксированным свидетельством существования раннекыргызского этносоциального объединения на Среднем Енисее. В том и другом случае упоминание владения Цигу в древнетюркских генеалогических преданиях заслуживает самого пристального внимания.

По одной из легенд, записанных в династийной хронике Чжоу шу, предки древних тюрков, «отдельная отрасль Дома Хунну по прозвищу Ашина», были уничтожены воинами соседнего племени, после чего остался мальчик, которому враги отрубили руки и ноги и бросили в болото. Здесь его нашла и выкормила волчица, поселившаяся затем в горах севернее Гаочана (Турфанский оазис — Д.С.).

В числе родившихся от брака волчицы и этого мальчика детей был Ашина — «человек с великими способностями». Один из его потомков, Асянь-шад, переселился на Алтай, где оказался под властью кагана жуань-жуаней, для которых тюрки плавили железо. Широкое распространение этой легенды в древнетюркской среде блестяще подтвердилось находкой Бугутской стелы с согдийской надписью времени Первого тюркского каганата (между 581 и 587 гг.), где, помимо текстов, находилось барельефное изображение волка (или волчицы), под брюхом которого расположена человеческая фигура [Кляшторный, Лившиц, 1971].

По другой легенде, «предки тукюесского Дома происходят из владетельного Дома Со, обитавшего от хуннов на север». Глава племени Апанбу имел 70 (по другой версии 17) братьев. У одного из братьев, Ичжинишиду, названного «сыном волчицы», было несколько сыновей, каждый из которых получил во владение своё наместничество: старший из них, Нодулу-шад, принявший имя Тÿрк, правил в Басычусиши; второй — на реке Чуси; третий превратился в лебедя; четвёртый «царствовал между реками Афу и Гянь под наименоваием Цигу» [Бичурин, 1950 с. 221-222]. Сын Нодулу-шада, Ашина, став вождём племени, принял имя Асянь-шад. Его потомок (внук или внучатый племянник) Тумынь (Бумын) стал основателем Первого тюркского каганата (552 г.).

Наиболее полно исследовавший древнетюркские генеалогические предания в сопоставлении с историческими свидетельствами династийных хроник Суй шу, С.Г. Кляшторный отметил «имеющуюся в них реалистическую основу, историографическая ценность которой в настоящее время кажется несомненной» [Кляшторный, 1965, с. 278] и предложил разделить раннюю историю племени Тÿрк на два периода: гансуйско-гаочанский, когда предки тюрков Ашина формировались из постхуннских и местных ираноязычных племён на территории Восточного Туркестана (III в. н.э. — 460 г.) и алтайский, когда сложившийся тюркский этнос переселился на территорию Алтая (460-552 гг.) [Кляшторный, 1965, с. 281], где и были созданы раннетюркские наместничества.

Об их дальнейшей истории в письменных источниках не содержится сведений; однако, можно предполагать, что, поскольку сами тюрки Ашина в северных районах своего проживания попали в зависимость от жуань-жуаней, то это должно было привести к отделению созданных ими владений. Обычно сохранившиеся в Чжоу шу древнетюркские предания рассматриваются как два варианта одного генеалогического цикла.

Действительно, та и другая легенда рассказывают об одних и тех же событиях, но время их возникновения, по-видимому, различно. Первая сохраняет древнюю мифологическую, в какой-то степени даже тотемическую, основу и доводит рассказ до переселения тюрков на Алтай; вторая — более конкретна, насыщена именами и завершается созданием Первого тюркского каганата.

Если в первом предании легендарное происхождение от волчицы составляет основную сюжетную линию, то во втором Ичжинишиду только попутно назван «сыном волчицы», что можно рассматривать как намеренное желание подчеркнуть его преемственность от мифологической традиции правящей тюркской династии. Скорее всего, оба предания составляют как бы две части одного легендарного цикла, первая из которых соответствует ганьсуйско-гаочанскому периоду в истории древних тюрков, а вторая — алтайскому.

Время существования владения Цигу в династийной хронологии древних тюрков определяется следующим образом. От первого реального лица древнетюркской истории Тумыня (Бумыня), самое раннее посольство к которому отмечено источниками в 545 г. [Бичурин, 1950, с. 228], до легендарного Ичжинишиду сменилось три тюркских правителя (Туу — Ашина — Нодулу-шад) или четыре поколения, что при принятом подсчёте срока одного поколения в 25 лет составляет один век, то есть в принципе соответствует промежутку времени от переселения тюрков на Алтай до создания ими Первого тюркского каганата (460-552 гг.).

При этом, если переселение тюрков на Алтай, по одной легенде, связывается с именем Ашина, то вся хронология Цигу приобретает ещё большую древность. Впрочем, учитывая легендарный характер источников и возможные перерывы в самой генеалогической традиции, эти расхождения не представляются существенными: владения Цигу было создано (или существовало) в середине V в. и явилось первым социальным образованием кыргызов, зафиксированным письменными источниками.

Указанные в Чжоу шу координаты владения Цигу являются наиболее ранними достоверными сведениями в этнографии народов Южной Сибири. Н.А. Аристов предложил локализовать его по названиям Афу (Абакан) и Гянь, то есть Кем (Енисей) там, где находилось «главное становище кыргызов», правда, не указывая точно местонахождение Цигу, но явно имея в виду долину Среднего Енисея, Минусинскую котловину [Аристов, 1897, с. 5-6]. Наиболее определённо об этом писала Л.А. Евтюхова, помещая Цигу «как раз в исконных землях кыргызов», то есть в Минусинской котловине [Евтюхова, 1948, с. 4].

Существует и иная точка зрения, по которой Цигу идентифицируется с чиками рунических надписей, жившими в VIII в. на территории Тувы [Грум-Гржимайло, 1926, с. 311; Кызласов, 1969, с. 51 (в библиографии нет); 1984, с. 32]. Однако, как справедливо отмечает Н.А. Сердобов, «в настоящее время, после выхода в свет исследования С.Е. Яхонтова, вопрс о термине Кигу (или Цигу) окончательно решён в том смысле, что термин этот является этнонимом «кыргыз» [Сердобов, 1971, с. 56] и, следовательно, локализация Цигу в Минусинской котловине наиболее обоснована.

Причём, следуя букве источника, имеются основания помещать владения Цигу не просто на территории Минусинской котловины, а на левобережье Енисея, севернее впадения в него р. Абакан.

Совпадение хронологии и приведённые географические данные позволяют идентифицировать Цигу с таштыкской культурой на Среднем Енисее, получившей широкую известность благодаря работам С.А. Теплоухова, С.В. Киселёва, Л.А. Евтюховой, Л.Р. Кызласова, М.П. Грязнова, Э.Б. Вадецкой и других исследователей, обративших особое внимание на вопросы её происхождения, периодизации, участия в сложении культуры енисейских кыргызов и выявления центральноазиатских компонентов таштыкского комплекса.

С.А. Теплоухов, выделивший таштыкскую культуру (или таштыкский переходный этап) определил время её существования от рубежа нашей эры (грунтовые могилы) до III-IV вв. (таштыкские склепы). К ним тесно примыкают каменные курганы типа чаа-тас (V-VII вв.), наиболее характерные впоследствии для культуры енисейских кыргызов [Теплоухов, 1929, с. 50-55].

В капитальном труде С.В. Киселёва были установлены основные таштыкские погребения (грунтовые могилы и склепы с различными типами намогильных сооружений) и установлены в целом даты её существования — с I в. до н.э. по IV в. н.э., после чего «началось переоформление материальной культуры саяно-алтайских племён в новую, ставшую характерной для времени выступления алтайских тюрок и енисейских кыргызов» [Киселёв, 1951, с. 472].

При этом уже в таштыкских материалах С.В. Киселёвым были выделены элементы (керамика, погребальная скульптура с изображением животных, конструктивные детали в устройстве погребений позднеташтыкского могильника Уйбат II), получившие развитие в культуре енисейских кыргызов.

Именно в таштыкское время, по С.В. Киселёву, происходит изменение этнического состава населения Среднего Енисея, отразившееся, главным образом, в антропологических особенностях таштыкских масок сочетающих, как известно, признаки европеоидности и монголоидности. «В связи с этим, — пишет С.В. Киселёв, — нельзя не вспомнить версию о происхождении хягас-енисейских кыргызов от динлинов и их южных соседей Гянь-гуней...

Это подтверждается легендой о происхождении тюркских народов Саяно-Алтайского нагорья» [Киселёв, 1951, с. 472-473], то есть материалами древнетюркских генеалогических преданий. Л.А. Евтюхова также обращает внимание на общие черты таштыкских и кыргызских элементов в погребениях т.н. «переходной стадии», как свидетельство местного происхождения кыргызов, но отмечает при этом, что «их формирование явилось частью более широкого этногенетического процесса сложения тюркских народностей Саяно-Алтая». Поэтому «ранняя история кыргызов должна рассматриваться не изолированно, но в связи с событиями в Центральной Азии» [Евтюхова, 1948, с. 4].

Наиболее дробная периодизация памятников таштыкской культуры принадлежит Л.Р. Кызласову, разделившему её на ряд последовательных этапов: изыхский (I в. до н.э. — I в. н.э.), сырский (I-II вв. н.э.), уйбатский (III в. н.э.) и переходный или камешковский (IV-V вв. н.э.) [Кызласов, 1960 (в библиографии нет)].

Помимо подробной характеристики каждого из них по материалам погребального обряда и предметным комплексам сопроводительного инвентаря, в монографии Л.Р. Кызласова содержится целый ряд наблюдений о центрально-восточноазиатских параллелях отдельным элементам таштыкской культуры, к которым относятся: форма склепов под усечённо-пирамидаль-ными курганами с боковыми входами-дромосами, отдельные типы керамики и её орнаментации, погребальные статуэтки животных и церемониальные зонты, имеющие аналогии в памятниках Ханьской династии в Китае (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.) и погребениях хуннских шаньюев в Ноин-Уле в Северной Монголии (начало I в.) [Кызласов, 1960, с. 28, 49-50, 63-64, 134-135(в библиографии нет)].

Данные элементы, по Л.Р. Кызласову, появляются на раннем (изыхском) этапе таштыкской культуры и характерны главным образом для левобережных склепов под усёченно-пирамидальными земляными курганами, отличающимися от правобережных склепов под «юртообразными» курганами и по составу керамики.

Это послужило основанием для выделения на Среднем Енисее в таштыкское время двух этнических групп населения, вероятно, и разноязычных, «имеющих при значительной общности обряда (в основном, трупосожжения с погребальными масками) и форм материальной культуры различные всё же конструктивные виды погребальных соорудений».

Доминирующую роль при этом играли левобережные племена. Именно здесь, на левом берегу Енисея, что совпадает с предложенной выше локализацией Цигу, в таштыкское время был расположен и «политический центр, который, возможно, продолжал сохраняться и в эпоху древнехакасского (кыргызского — Д.С.) государства».

В III в. (уйбатский этап) усечённо-пирамидальные курганы появляются на правом берегу, что связывается Л.Р. Кызласовым с распространением «обычаев левобережного населения» [Кызласов, 1960, с. 14, 18, 66-67, 191 (в библиографии нет)].

Иная датировка памятников первой половины I тыс. н.э. в Минусинской котловине предложена М.П. Грязновым, выделившим по материалам раскопок Красноярской экспедиции два последовательных этапа: батенёвский (I-II вв.) и тепсейский (III-IV вв.).

Главным основанием для этого послужил анализ керамики — «и по форме, и по орнаменту керамика батенёвского этапа очень близка к керамике предшествующего тесинского этапа и генетически с нею связана», в то время как «в памятниках тепсейского этапа аналогии с тесинскими уже не наблюдаются.

Зато можно усмотреть некоторое продолжение их в памятниках кыргызского времени». Рассматривая керамику тепсейского этапа, М.П. Грязнов омечает, что «тем же единым, хотя и многообразным типом керамики характеризуются все рассмотренные Л.Р. Кызласовым склепы» [Грязнов, 1971, с. 96-99].

Нетрудно заметить, что периодизация М.П. Грязнова, по которой таштыкские склепы относятся к одному периоду (III-IV вв.), является дальнейшим развитием на новом качественном уровне первой периодизации С.И. Теплоухова. Собственно тепсейские склепы с усечённо-пирамидальной формой земляной насыпи и боковым входом-дромосом находятся на правом берегу Енисея, что соответствует уйбатскому этапу, по периодизации Л.Р. Кызласова.

Полная сводка мнений по вопросу периодизации таштыкской культуры дана в работе Э.Б. Вадецкой, правильно заметившей, что «приведённые хронологические схемы, несмотря на формальную стройность, во многом дискуссионны, особенно по датировке самой ранней, а также поздней группы памятников, что определяется отсутствием единодушного мнения относительно хронологического соотношения грунтовых могильников и склепов, с одной стороны, и поздних склепов с могилами переходного таштыкско-кыргызского типа — с другой» [Вадецкая, 1986, с. 145].

Останавливаясь подробнее на характеристике таштыкского культурного комплекса, следует отметить, что компонентный состав таштыкской культуры был достаточно сложным. В её формировании принимали участие как местные тагарские, так и пришлые группы населения.

Каждый из этих компонентов должен быть представлен определённым видом памятников, выявить которые, учитывая синкретический характер культуры в целом, пока убедительно не удаётся. Очевидно, разные виды погребальных сооружений, одинаково называемых «таштыкскими», существовали в Минусинской котловине в различные периоды времени.

К рубежу нашей эры полностью исчезают погребения в каменных ящиках и грунтовые захоронения с каменными конструкциями тесинского этапа, что свидетельствует об ассимиляции их носителей в среде местного населения, а также большие одиночные курганы-склепы; однако, тагарские традиции сохраняются в памятниках таштыкской культуры как в деталях погребального обряда, так и в некоторых формах предметов сопроводительного инвентаря [Вадецкая, 1981].

Основным видом погребений таштыкской культуры в начале I тыс. н.э. становятся захоронения в неглубоких ямах с квадратными или прямоугольными срубами, непосредственно продолжающие традицию тесинских грунтовых погребений в деревянных срубах, относящихся, по периодизации М.П. Грязнова, к батенёвскому этапу таштыкской культуры (I‑II вв.). В погребальном ритуале сочетаются обряды трупоположения и трупосожжения, только теперь кремированные остатки помещаются в специально сделанных кожаных мешочках, куклах-манекенах, иногда с глиняными масками.

Для некоторых грунтовых таштыкских могильников получены радиоуглеродные даты, относящиеся к I в. до н.э., на основании чего делается вывод о том, что «они частично синхронны тагарским курганам тесинского этапа и могилам «каменского типа» (с каменными конструкциями — Д.С.) [Вадецкая, 1986, с. 145].

Однако, пока не ясны дифференцирующие признаки, отделяющие позднетесинские погребения со срубами от раннеташтыкских. Другие данные радиокарбонового анализа указывают на I в. н.э. [Ермолова, Марков, 1983, с. 87]. Как долго продолжают существовать в Минусинской котловине грунтовые таштыкские могильники — неизвестно.

Начиная с III в. н.э. население с обрядом трупосожжения занимает господствующее положение в Минусинской котловине. С этого времени основным типом погребений становятся таштыкские склепы — малые и большие, известные по всей территории Минусинской котловины.

На левобережье Енисея — это Сырский, Изыхский, Уйбатский чаа-тасы [Кызласов, 1960, с. 15-28 (в библиографии нет)]; на правобережье — Тепсейские склепы [Грязнов, 1979, с. 19-122] и чаа-тас на р. Дальняя Чёя [Вадецкая, 1981а]; на севере — Хызылар, кург. 3 [Худяков, 1985, с. 182-183] и четыре склепа у дер. Аёшка [Вадецкая, 1969 (в библиографии нет)]; на юге — Степновка II, кург. 2 [Савинов, 1987а] и др.

Несмотря на различия в размерах и отдельных конструктивных элементах, количестве погребённых и деталях погребального обряда, таштыкские склепы представляют однокультурный вид памятников, свидетельствующий о достаточно высоком уровне социальной дифференциации оставившего их населения.

Во многих склепах встречаются захоронения по обряду трупоположения, принадлежащие явно зависимому населению. «Причина разнообразия таштыкских склепов, — отмечает Э.Б. Вадецкая, — до сих пор остаётся неясной. Отражает ли это хронологические этапы культуры или её этнические и социальные варианты?» [Вадецкая, 1981а, с. 59].

Думается, что здесь действовали различные факторы, территориальные и хронологические, каждый из которых требует специального рассмотрения; однако ведущим из них, несомненно, был фактор социального развития таштыкского общества по пути этнической интеграции различных по происхождению групп населения в новую форму этносоциального образования.

Представляется необходимым уточнить время появления центрально-восточноазиатских элементов в материалах таштыкских склепов, к которым, как уже говорилось, относятся форма наземных сооружений — склепов, отдельные типы керамики и приемы её орнаментации, погребальные статуэтки животных, остатки церемониальных зонтов и др.

Интересное наблюдение высказано Э.Б. Вадецкой: «Найденные в склепах разрозненными остатки зонтов, фигурок лошадей и коней составляли ранее единые модели повозок, клавшихся погребённым, по типу китайских [Вадецкая, 1986, с. 139]. По Л.Р. Кызласову, распространение этих инноваций относится к раннему, изыхскому этапу таштыкской культуры (I в. до н.э. — I в. н.э.).

Сейчас, благодаря исследованию памятиков улуг-хемской культуры в Туве, грунтовых могильников тесинского этапа на Енисее и других погребений с каменными конструкциями, отчётливо выявляется специфика элементов центральноазиатского (хуннского) происхождения этого времени: бронзовые ажурные поясные пластины с изображениями животных, концевые и срединные накладки луков, костяные наконечники стрел с расщеплённым основанием, различного рода костяные накладки и бронзовые украшения, ложечковидные застёжки, роговые булавки и т.д.

Как отметил А.М. Мандельштам, они представляют «прежде всего оружие и принадлежности одежды — точнее составные части поясов и вероятно также подвесов. Такое положение, очевидно, закономерно, так как в государстве сюнну существовала чётко выработанная военная организация, основанная на наличии эффективного вооружения и приспособленной к прктикуемой тактике одежды» [Мандельштам, 1975, с. 235].

Именно эти элементы были заимствованы создателями погребений с каменными конструкциями, условно отождествляемые нами с динлинами. Однако подобные вещи ни разу не были встречены в таштыкских склепах; нет их и в погребениях выделяемого М.П. Грязновым батенёвского этапа (I-II вв.). Следовательно, представленные в таштыкских материалах центрально-восточноазиатские элементы должны относиться к более позднему времени, что не исключает преемственности их на исходной территории с прежней ханьской традицией.

К этому же кругу явлений следует отнести и отрезанные косы, найденные в таштыкских погребениях. Возможно, не случайно обычай носить косы в это время зафиксирован у древних тибетцев и турфанцев, то есть там, где происходили основные события древнетюркских генеалогических преданий, причём «у турфанцев этот обычай был отменён в 612 г. н.э. официальным указом владетеля Гао-чана Бо-я» [Грач, 1961, с. 78].

С этим же временем связывается и появление в таштыкской культуре поминальных сооружений, сопряжённых со склепами, а также антропоморфных стел, предшественников древнетюркских каменных изваяний, имевших давнюю традицию в монументальном искусстве центральноазиатских племён эпохи ранних кочевников и в подобном оформлении неизвестных ранее на Енисее [Савинов, 1981а, с. 232-243].

Обращает на себя внимание явная социальная окраска всех центрально-восточноазиатских элементов таштыкской культуры, что даёт основание относить пирамидальные склепы, в которых они были обнаружены, к социально привилегированному слою населения. Видимо, это является ответом на вопрос о причинах различия левобережного и правобережного населения — владение Цигу на Среднем Енисее явилось, по сути дела, первым этносоциальным объединением южносибирских племён, возникшим в результате влияния зарождающейся древнетюркской государственности.

Граница между культурами — таштыкской и енисейских кыргызов — обычно проводится на уровне V в., что в значительной степени обусловленно только соображениями общеисторического характера, в первую очередь, образованием в середине VI в. Первого тюркского каганата, положившего начало эпохе раннего средневековья.

Между тем, традиционное развитие таштыкской культуры вряд ли могло быть прервано политическими событиями, происходившими в Центральной Азии. А.К. Амброз высказал предположение, что «таштыкцы (часто с погребальными масками) — кыргызы эпохи Тайцзуна» [Амброз, 1971, с. 120].

Хотя для такого утверждения, с точки зрения сибирской археологии, нет достаточных оснований, оно явно повлияло на общую тенденцию омоложения памятников таштыкской культуры, в некоторых случаях вплоть до VII в. Наиболее аргументирована точка зрения Э.Б. Вадецкой, которая по форме бронзовых пряжек и деталей поясных наборов определяет верхнюю границу существования склепов (и, соответственно, таштыкской культуры) V-VI вв. [Вадецкая, 1986, с. 145].

Об этом же говорят на первый взгляд неожиданные аналогии между таштыкской культурой и культурой Силла (Корея, V-VI вв.), представляющие целый ряд схоных культурных элементов [Воробьёв, 1961]. К ним относятся: сёдла с широкими арочными луками (в таштыкской культуре — берестяная обкладка седла из Уйбатского чаа-таса), поясные наборы с бронзовыми ажурными пряжками и подвесками, горизонтально «лежащие» боченки с пробкой посередине, железные проволочные удила, изображения всадников с котлом, укреплённом на крупе коня (в таштыкской культуре — наскальные изображения на Хызыл-Хая) и др.

Интересны и более частные совпадения. Например, под седлом на ритуальном сосуде в виде всадника культуры Силла [Вайнштейн, Крюков, 1984, рис. 12] показана дополнительная лопасть, такая же, как на изображении бегущего осёдланного коня на одной из тепсейских пластин [Грязнов, 1979, рис. 61]. Отдельные аналогии можно привести и из памятников этого же времени поздней курганной эпохи в Японии [Воробьёв, 1958].

Конечно, с территориальной точки зрения все они достаточно удалены друг от друга. Однако подобная синхронизация на фоне очень слабой степени изученности археологических памятников промежуточных территорий не противоречит сложившимся представлениям о восточных элементах, сыгравших определённую роль в сложении таштыкского культурного комплекса и имеющих поэтому хронологическое значение.

Не исключено, что сама инфильтрация восточных культурных элементов на территорию Южной Сибири была вызвана образованием владения Цигу на Среднем Енисее, воспринявшим их в свою очередь от тюрков Ашина, ранний этап этнокультурогенеза которых, судя по генеалогическим преданим, был тесным образом связан с восточными районами Азии. В свете этих материалов верхняя хронологическая граница таштыкской культуры может быть проведена не ниже середины VI в., а отдельные таштыкские традиции вполне могли существовать и во второй половине этого столетия.

Своеобразное положение занимают памятники таштыкской культуры в лесостепном районе Южной Сибири, в значительно большей степени связанные с позднетагарской традицией. Анализируя материалы склепа у с. Береш, в которых сочетаются таштыкские и тагарские элементы, Э.Б. Вадецкая отмечает, что в нём «похоронены тагарцы, продолжавшие жить в лесостепной части Минусинской котловины в то время, когда на юге сложилась таштыкская культура» [Вадецкая, 1984, с. 191].

Собственно таштыкские памятники [Мартынова, 1967; 1984 (в библиографии нет); Кулемзин, 1969; 1980] здесь также могут датироваться более поздним временем, чем в Минусинской котловине. Очевидно, этим объясняются находки глиняных орнаментированных сосудов типа «кыргызских ваз», костяных накладок луков и колчанов в таштыкских погребениях Михайловского могильника [Мартынова, 1976; 1985, с. 108-112 (в библиографии нет)].

Существование целого ряда общих элементов в таштыкской культуре и культуре енисейских кыргызов не вызывает сомнения. По всей вероятности, наибольшее их количество должно относиться к раннему этапу культуры енисейских кыргызов, когда прежние таштыкские традиции ещё сохраняли своё значение. Так, Л.Р. Кызласов отмечал, что «ранние чаа-тасы утинского этапа (по Л.Р. Кызласову — ранний этап культуры чаа-тас, VI-VII вв.) расположены непременно на местах старых таштыкских могильников.

Очевидно, люди, их сооружавшие, прекрасно осознавали кровное родство с населением предшествующей эпохи [Кызласов, 1981, с. 48 (в библиографии нет)]. Главной этнодифференцирующей особенностью погребений енисейских кыргызов, зафиксированной письменными источниками, является устойчивый обряд трупосожжения, который наследуется от таштыкской культуры, и сохраняется затем на всём протяжении их существования.

С таштыкской древностью связаны и такие детали погребального обряда чаа-тасов как вертикально установленные плиты в основании наземных сооружений [Зяблин, 1965, с. 282-286, рис. 3], обкладка стенок могильных ям из вертикально поставленных столбиков, берестяные покрытия над накатом, обилие костей домашних животных и др. [Евтюхова, 1948, с. 8; Кызласов, 1955, с. 252; 1981, с. 47-48 (в библиографии нет)].

Из предметов сопроводительного инвентаря сохраняются бронзовые пластины-амулеты с головками лошадей, выполненными в характерном таштыкском стиле, но постепенно теряющие свой реалистический облик [Евтюхова, 1948, рис. 3; Кызласов, 1955, рис. 40, 1 (в библиографии нет)]; круглые распределители ремней и некоторые другие.

В числе находок из Абаканского чаа-таса упоминаются остатки глиняных масок [Кызласов, Кызласов И., 1985, с. 219]; однако эти уникальные находки, если они относятся к этому времени, требуют специального рассмотрения. По всем этим данным таштыкская культура, особенно на её позднем — тепсейском? — этапе может быть названа раннекыргызской.

Политическая история Цигу нам неизвестна. Название Цигу для обозначения общности енисейских кыргызов упоминается в письменных источниках ещё один раз при описании походов третьего правителя Первого тюркского каганата Мухан кагана (553-557 гг.), который «на севере покорил Цигу и привёл в трепет все владения, лежащие за границей» [Бичурин, 1950, с. 229].

Нет никакого сомнения в том, что к этому времени владения Цигу уже полностью обособились от древнетюркской этносоциальной иерархии. С известной осторожностью это событие можно синхронизировать с концом (или началом конца) таштыкской культуры, что соответствует приведённым выше археологическим материалам.» - Дмитрий Глебович Савинов: «Государства и культурогенез на территории Южной Сибири в эпоху раннего Средневековья», глава: «Владение Цигу — таштыкская культура».

Что говорят научные данные ДНК исследований?

“Гаплогруппа R1a1, а точнее её подгруппа R1a1a1b2 (определяется мутацией Z93), является генетическим маркером индоевропейских пасторалистов, которые мигрировали с территории современной Украины на территорию современного Ирана, Индии, казахских степей, Таримской впадины, Алтайских гор, региона реки Енисей и западной Монголии в бронзовом веке.

Естественно, что R1a1, а точнее её подгруппа R1a1a1b2 (R1a-Z93), встречается с высокой частотой среди тюркских народов, которые в настоящее время проживают в районе реки Енисей и Алтайских гор в России.

В отличие от тувинцев, у хакасов (название которых было создано советской властью от китайского наименования кыргызов — хягассы (黠戛斯), так как их считали потомками кыргызов) наблюдаются значительно более высокие проценты гаплогруппы R1a1 (35,2%) и гораздо более низкие проценты гаплогрупп C (1,1%) и Q (4%). Однако гаплогруппа N также является самой распространённой гаплогруппой среди хакасов (50%) (Губина и др. 2013: 339; Ши и др. 2013.

Что касается алтайцев, то Алтай-Кижи (южные алтайцы) характеризуются высокой частотой гаплогруппы R1a1 (50%) и низкими до умеренными частотами гаплогрупп C2 (20%), Q (16,7%) и N (4,2%) (Дулик и др. 2012: 234.

Основные различия между хакасами и южными алтайцами заключаются в более низкой частоте гаплогруппы N (в другом исследовании гаплогруппа N встречается с высокой частотой (32%) среди алтайцев в целом: см. Губина и др. 2013: 329, 339) и более высоких частотах гаплогрупп C2 и Q у последних.

Происхождение кыргызов из региона Тянь-Шаня (Кыргызстан) от енисейских кыргызов является предметом споров среди историков. Однако среди современных тюркских народов у первых наблюдается самый высокий процент гаплогруппы R1a1 (более 60%).

Поскольку западноевразийская физиогномика енисейских кыргызов, описанная в Синь Таншу, с высокой вероятностью была отражением их индоевропейского евразийского маркера R1a1a1b2 (R1a-Z93), можно предположить, что тянь-шаньские кыргызы получили свой маркер R1a1 от енисейских кыргызов. Иными словами, первые происходят от последних.

Другие Y-хромосомные гаплогруппы, встречающиеся среди кыргызов, — это C2 (12–20%), O (0–15%) и N (0–4,5%). Отсутствие гаплогруппы Q у кыргызов главным образом отличает их от алтайцев.

В бронзовом и раннем железном веках регион реки Енисей был населён индоевропейцами. Исследование ДНК 26 древних человеческих образцов из района Красноярска, датируемых серединой второго тысячелетия до н.э. и вплоть до IV века н.э., показывает, что енисейские пастухи в основном принадлежали к гаплогруппе R1a1 (Keyser et al. 2009: 401).

Высокая частота гаплогруппы R1a1 среди современных кыргызов и алтайцев может свидетельствовать о том, что они происходят от енисейских кыргызов. Кроме того, это может объяснить, почему в средневековых китайских летописях кыргызов описывали как обладавших западноевразийской внешностью.

Y-хромосомы Көк Тюрков ещё не были изучены. После распада Второго Тюркского каганата в 745 году н.э. Көк Тюрки были рассеяны, и сложно определить их современных потомков.

Если они действительно происходили от восточных скифов/Саков (Суо) или были связаны с кыргызами, как утверждает Чжоушу (Чжоушу), Ашина (древнетюркская королевская династия, возможно, также связанная с тюрко-еврейским Хазарским каганатом, согласно Питеру Б. Голдену из Ратгерского университета) могли принадлежать к линии R1a1.” — Джу-Йоп Ли и Шунту Куанг из Университета Торонто, Канада

Источник: «Сравнительный анализ китайских исторических источников и исследований Y-ДНК в отношении ранних и средневековых тюркских народов»

Авторы: Джу-Йоп Ли и Шунту Куанг из Университета Торонто, Канада

«Кыргызы представляют собой смешанную популяцию между Востоком и Западом. Крайне низкое Y-разнообразие и наличие высокочастотной 68,9% Y-хромосомной гаплогруппы R1a1-M17 (индоевропейский маркер – яркая особенность кыргызского населения в Центральной Азии). Считается, что эта линия связана с индоевропейцами, мигрировавшими в Алтайский регион в бронзовом веке, и смешалась с различным тюркскими группами.

Среди азиатских линий R1a1a1b2-Z93, R1a1a1b2a2-Z2125 довольно распространена у кыргызов (68%) и афганских пуштунов (40%) и реже у других афганских этнических групп, а также у некоторых популяций Кавказа и Ирана (10%). Примечательно, что базальная линия R1a1a1b2-Z93 широко распространена в Южно-Сибирском Алтае России.

Согласно опубликованным данным древней ДНК, мы установили, что в эпоху средней бронзы гаплогруппа R1a1a1b2a2a-Z2125 в основном встречалась в популяции синташтинской культуры из могильника Каменный Амбар 5, Западная Сибирь, в популяции фёдоровского типа андроновской культуры или карасукской культуры из Минусинской котловины, южная Сибирь, а также в популяциях андроновской культуры из Майтана, Ак-Мустафы, Актогая, Казахского Мыса, Сатаны, Ой-Джайлау III, Карагаша 2, Дали и Зевакинского каменного забора, Казахстан. (Wen, Shao-qing; Du, Pan-xin; Sun, Chang; Cui, Wei; Xu, Yi-ran; Meng, Hai-liang; Shi, Mei-sen; Zhu, Bo-feng; Li, Hui (March 2022)

Источник: "Dual origins of the Northwest Chinese Kyrgyz: the admixture of Bronze age Siberian and Medieval Niru'un Mongolian Y chromosomes", Nature

Источник: Wen, Shao-qing; Du, Pan-xin; Sun, Chang; Cui, Wei; Xu, Yi-ran; Meng, Hai-liang; Shi, Mei-sen; Zhu, Bo-feng; Li, Hui (March 2022)

Казахстанский ДНК-историкЖаксылык Сабитов: «Кыргызы до IX в. проживали на Енисее в Минусинской котловине. В IX в. енисейские кыргызы переселились на Алтай и Прииртышье.

В 1326–1329 гг. часть алтайских кыргызов перекочевала в Семиречье и на территорию современного Кыргызстана». Также он в своей работе опубликовал данные образцов ДНК из Синташтинской культуры, который, как он излагает, «является родственным алтайским и современным кыргызам, а из Арбан-1 Карасукской культуры является родительским к современным кыргызам.

Генетические данные из Аржан (VIII в. до н.э.) имеют также родительские гены кыргызов». Известно, что в устройстве Аржан находят общее с Синташтинскими андроновскими памятниками (М.П. Грязнов).

О кыргызах Ж. Сабитов пишет, что «…около трети кыргызских родов имеет аналоги среди других тюркоязычных народов.

Две трети родов уникальны в том отношении, что встречаются только у кыргызов. Возможно, эти рода связаны с автохтонным населением. Как известно, на территории Кыргызстана проживали сакские племена, позже сюда с востока пришло племя усунь.

Высокий процент R1a1 у кыргызов появился тремя путями – от сакских племен, от усунь, и от телеских племен, а также есть версия о переселении на территорию современного Кыргызстана части енисейских кыргызов»

Источник: «Историко-генетический подход в исследовании этногенеза и материальной культуры древних кыргызов» - Международный журнал экспериментального образования

«Образцы из захоронений андроновской, тагарской и таштыкской культур были определены Y-STR, что позволяет сравнить эти образцы между собой и образцами представителей разных популяций, как древних, так и современных.

Гаплотип андроновцев S10, S16 имеет следующий вид:

ANDRON S10, S16 13-25-16-11-11-14-10-14-11-18-15-14-11-16-20-12-23

Наибольшее число совпадений наблюдается с тяньшанскими киргизами и южными алтайцами. Полные совпадения гаплотипов у популяций, которые территориально близки и имеют общую историю, возможно только в случае их генетического родства, случайные совпадения маловероятны.

Таким образом, южные алтайцы и тяньшанские киргизы являются потомками близких родственников енисейских андроновцев, вероятнее всего, потомками алтайских андроновцев. Как известно, между киргизами и южными алтайцами лингвистами и этнографами давно было установлено близкое языковое и этническое родство (Баскаков,1966: 15-16).

У этих народов совпадает большинство названий родовых подразделений (мундус, тёлёс – доолос, кипчак, найман, меркит и т.д.). Киргизские предания называют Алтай прародиной своего народа. Ряд историков считает, что некогда киргизы и южные алтайцы входили в единую общность и переселение киргизов с Алтая на Тянь-Шань произошло относительно недавно (Абрамзон, 1959: 34; Абдуманапов, 2007:95, 114).

Источник: Волков В.Г., Харьков В.Н., Степанов В.А. Андроновская и тагарская культуры в свете генетических данных.

«Земля современного Кыргызстана, населенная на рубеже эр сакскими и усуньскими племенами, были захвачены енисейскими кыргызами (хакасами) в VIII веке н.э. Поскольку Кыргызстан является естественной горной крепостью Тянь-Шаня, это остров, похожий на общину литовских татар, с высокой генетической инерцией и ограниченными влияниями. По сути, все четверо являются скифами: сака-скифы, скифы-усуни, енисейские кыргызские скифы и литовские татарские скифы.

Источник: "Литовские татары: ДНК-предки, прослеженные до евразийских степей", Академия ДНК-генеалогии, Цукуба, Япония, Игорь Рожанский

«Научные данные говорят, что большая часть современных кыргызов (65 %) имеет гаплогруппу R1a. Исследования ДНК проб из останков древних захоронений, опубликованные в исследованиях доктора К. Кайзера и ее коллег в научной работе «Древние ДНК предоставляют новый взгляд на историю южносибирских людей курганной культуры», показывают, что большинство из носителей Андроновской, Тагарской и Таштыкской культур имеют гаплогруппу R1a1.

Об этом исследовании говорит в своей работе А. Клесов: «авторы напоминают, что андроновскую культуру сменила карасукская в Южной Сибири. На смену карасукской культуре пришла тагарская в районе Хакассии. На смену тагарской культуре пришла таштыкская, в I–IV вв. н.э., в районе Енисея».

Также в 2012 г., опираясь на эти и другие результаты, российские ученые В.Г. Волков, В.Н. Харьков и профессор В.А. Степанов в своей научной работе «Андроновская и тагарская культуры в свете генетических данных» опубликовали следующие данные: «Гаплотипы андроновцев под данными S10 и S16 относятся к гаплогруппе R1a1a.

Данная гаплогруппа выявлена у древних таримских мумий (II в. н.э.), у носителей пазырыкской культуры на Алтае (V в. до н.э.) и у хунну в Монголии (III – I вв. до н.э.). При сравнении гаплотипов выше данных андроновцев полное совпадение и высокий коэффициент имели тянь-шаньские кыргызы (65) и южные алтайцы.

В анализе с гаплотипом представителя тагарской культуры самыми близкими из всех сравниваемых оказались кыргызы (. Далее в сравнении гаплотипов тагарской S24 и таштыкской S34 культур обнаруживается, что они идентичны и являются производным от тагарской S26 и полное совпадение имеет только с одним кыргызом, что совпадения гаплотипов кыргызов с гаплотипами андроновцев, тагарцев и таштыкцев однозначно указывают на наличие общей предковой популяции».

Таким образом, здесь были сделаны такие выводы: «гаплотипы носителей андроновской и тагарской культур имеют наибольшую близость к гаплотипам южных алтайцев и тянь-шанских кыргызов»

Вывод:

Носители гаплогруппы R1a распространились по всей Центральной Азии, от берегов Каспийского моря до Южной Сибири и Тянь-Шаня, в свою очередь, образовав Андроновскую культуру.

Далее, смешиваясь с другими кочевыми племенами, по разным причинам, шло группирование и образование преемственных культур по территориям.

Так, на Тянь-Шане распространяется сако-усуньская культура, а в Южной Сибири андроновскую культуру сменяет карасукская. На смену карасукской приходит тагарская в районе Хакассии, а затем таштыкская на смену тагарской культуре в районе Енисея.

Таштыкское время явилось подлинной основой всего дальнейшего развития енисейских кыргызов в области этногенеза и сложения кыргызской культуры, в V–VI вв. на Енисее формируется Каганат кыргызов. А начиная с IX в. енисейские кыргызы стали переселяться на Алтай и Прииртышье.

А затем в Семиречье и на территорию современного Кыргызстана. Исходя из вышеописанного, в исследовании этногенеза кыргызов следует отметить два исторических направления и развития.

Таким образом, материалы вышеперечисленных археологических культур могут послужить источниковой базой для изучения материальной культуры древних кыргызов.» - Молдалиева М. И.

Источник: Молдалиева М.И. ИСТОРИКО-ГЕНЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД В ИССЛЕДОВАНИИ ЭТНОГЕНЕЗА И МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ ДРЕВНИХ КЫРГЫЗОВ // Международный журнал экспериментального образования. – 2021. – № 1. – С. 68-72;